Нужны ли России исламские финансы
Исламский (или партнерский) банкинг для россиян уже не звучит экзотически. Зачастую все, с чем он ассоциируется,— это запреты и ограничения, безвозмездность услуг и доступность только для мусульман. Для чего, кем и как используются исламские финансы на самом деле, почему ЦБ не хочет вводить для них отдельных законодательных норм, можно ли россиянам рассчитывать на исламские инвестиции вместо западных в условиях санкций, разбирались «Деньги».
Дело чести
Исламский банкинг — сегмент финансовой отрасли, который характеризуется рядом особенностей: запретом ссуд под проценты, сделок с неопределенностью, инвестиций в производство алкоголя, переработку и продажу свинины, азартные игры и т. д. В его основе лежат операции с товаром или активами, а не с деньгами как таковыми. Сегодня об исламском банкинге много говорят, но игроков на этом рынке можно пересчитать по пальцам. Исламские банки и инвестфонды в основном сосредоточены на Ближнем Востоке, в странах Персидского залива и в Малайзии. Их суммарные активы оцениваются в $2 трлн.
Основы традиционного банкинга всем знакомы — это платность и возвратность предоставленных средств. Кредитуя заемщика, банк не стремится получить долю в бизнесе, его цель — ссуда с процентами. В исламе банк становится партнером заемщика — делит с ним прибыль и убытки. Исламский банк не выплачивает проценты по вкладу, но гарантирует его возврат. Если же клиент рассчитывает на доход, то может стать соинвестором проектов, которые кредитует банк, и заработать (или потерять) на них вместе с банком. Возврат таких инвестиций не гарантирован, хотя под крупные проекты обычно оформляется залог. В исламском банкинге есть беспроцентные ссуды «кард хасан», но они выдаются лишь в качестве материальной помощи нуждающимся.
Как это работает
Полная «безвозмездность» — это все-таки миф. Самый известный продукт — «мурабаха»: банк покупает нужный заемщику товар или актив и потом перепродает ему в рассрочку со своей наценкой. Идея в том, что банк должен отвечать за товар. Иногда банк сам перепродает товар, купленный за клиента, третьему лицу или вовсе продает клиенту свои собственные активы с наценкой, после чего тут же выкупает их обратно, предоставляя заемщику ликвидность («таварук» и «бай иннах»). Однако излишне формальный подход к товару не пользуется одобрением в исламском обществе.
По контракту «иджара» заемщик арендует товар или актив, не владея им до полной оплаты с наценкой,— аналог аренды или лизинга. Для капитальных инвестиций (доверительное управление) есть «мудараба» — контракт с разделением прибыли и убытков. Одна сторона предоставляет капитал, другая — опыт (управляет компанией). В случае банкротства инвестор теряет капитал, а менеджмент — работу. Прибыль делится согласно условиям договора. Для краткосрочных контрактов может использоваться «мушарака» — партнерство, при котором средства вкладываются в бизнес-проект всеми партнерами, а не только банком, соответственно, финансовые риски тоже несут все.
Помимо этих инструментов есть и более сложные. Так, в исламе запрещены сделки с товаром, который не находится физически у продавца. Но как тогда финансировать фермеров, еще не получивших урожай, или девелоперов на начальном этапе строительства при долгосрочном проекте? Есть два контракта-исключения: «салям» и «истисна». По контракту «салям» банк авансом покупает у продавца будущий товар по текущей рыночной цене, а затем, уже получив его, может продать его с прибылью. «Истисна» предполагает поэтапное финансирование производства или строительства по мере выполнения заказа. После окончания производства объект переходит в собственность банка.
Кроме того, в исламском банкинге существует аналог секьюритизации активов — инвестиционный сертификат «сукук». В традиционном банкинге компания особого назначения (SPV) выпускает ценные бумаги, обеспеченные правами требования по выданному пулу кредитов (ипотечных, автокредитов и т. д.), с установленным процентным доходом. В исламском банкинге держатель «сукук» получает право на долю в активе или проекте, лежащем в основе выпуска, а доход формируется через участие в прибыли от использования этого актива. «У заемщиков в случае успеха может возникнуть соблазн «оптимизировать» прибыль, чтобы занизить объем выплат, причитающихся инвесторам, но если уж привлечены халяльные инвестиции, то и расчеты с кредиторами — вопрос чести»,— поясняет председатель отраслевого отделения по исламским финансам «Деловой России» Ренат Едиханов.
В исламском банкинге не предусмотрены санкции за дефолт, и банку в любом случае приходится инвестировать средства клиентов с осторожностью. В приоритете — долгосрочные и надежные инвестиции, спекулятивные сделки запрещены. Вложения в акции компаний ограничены: запретные отрасли не должны составлять в годовой прибыли или обороте компании большую долю, в частности производство свинины — не более 5%, табак — 10%, аренда мощностей при производстве такого типа продукции не может приносить компании больше 25% прибыли, рассказывает доцент РЭУ им. Г. В. Плеханова, магистр практики исламских финансов Ильяс Зарипов. По его словам, соответствие инвестиционной политики контролируется шариатским советом, который создается в финансовом учреждении и может заблокировать «неправедную» сделку.
Как это по-русски
Фото: Reuters
В России исламский банкинг пока находится в зачаточном состоянии и, по отдельным оценкам, сейчас составляет всего 1,5 млрд руб. «Религиозный состав России сильно отличается от стран, например, постсоветского пространства, которые уже создали подходящую инфраструктуру. Ислам в России не является титульной религией, а ситуацию усугубляет тот факт, что его часто ошибочно ставят в один ряд с терроризмом»,— сетует Ильяс Зарипов. В частности, поэтому такой банкинг все чаще называют партнерским, а не исламским. Спрос на него есть. В КПМГ подсчитали: около 12% российских мусульман (7–8 млн человек) готовы пользоваться исламским банковским ритейлом, а потенциальная емкость у банкинга достигает 500–700 млрд руб. с учетом обслуживания экспортно-импортных операций, поставок из России халяльного продовольствия, инфраструктурных проектов, соинвестирования крупнейших суверенных фондов стран Персидского залива.
Поскольку банкам в России запрещено торговать, у желающих работать по канонам шариата два пути: открыть небанковскую структуру или работать по банковской лицензии, но заниматься только теми операциями, которые не противоречат российским законам. По первому пути пошли некоторые компании «мусульманских» республик: финансовый дом «Амаль» в Татарстане, «ЛяРиба Финанс» в Дагестане и т. д. Предлагать исламские продукты пытались и более крупные игроки. В 2008 году БКС создала исламский ПИФ, просуществовавший до 2015 года. «Мы не увидели высокого спроса со стороны клиентов, и даже на пике его объем не представлял существенного значения для бизнеса БКС,— отмечает инвестиционный стратег «БКС Премьер» Александр Бахтин.— Клиентов, которым интересны вложения в ПИФы, априори меньше, чем обычных вкладчиков, и к тому же ПИФ был ориентирован в первую очередь на мусульманскую часть населения, что кратно сужает круг инвесторов». В 2011 году Эллипс-банк открыл «исламские окна» в Нижнем Новгороде и Уфе, однако впоследствии банк был санирован и присоединен к банку «Российский капитал». Весной 2016 года аналогичную попытку предпринял Татагропромбанк, запустив в Казани Центр партнерского банкинга, среди продуктов которого была рассрочка на паломнические туры в Хадж и Умру. Но уже через год исчез сам Татагропромбанк, а вместе с ним и центр.
Сейчас катализатором этого рынка может стать Сбербанк. До конца 2018 года он намерен открыть «исламские окна» в трех регионах — Чечне, Башкирии и Татарстане. Как рассказал «Деньгам» советник зампреда Сбербанка Бехнам Гурбан-заде, концепция и финансовая модель, а также два сценария «дорожной карты» — для розничного и корпоративного сегментов — уже разработаны компанией КПМГ. Розничный сегмент, на его взгляд, наиболее привлекателен и экономически целесообразен для Сбербанка. В корпоративном сегменте у Сбербанка уже есть ряд исламских продуктов, а также опыт в финансировании сделок. «В Татарстане в прошлом году прошли сделки в лизинге, был профинансирован экспорт российского зерна в страны Ближнего Востока и Северной Африки»,— рассказывает Бехнам Гурбан-заде. Но, оговаривается он, внедрение продуктов осложняет отсутствие законодательства, их стоимость возрастает за счет двойного налогообложения, а конкурентоспособность снижается.
По светским законам
Болевыми точками, о которых упоминают в Сбербанке, являются запрет на торговлю для банков и необходимость уплаты НДС. «При операции купли-продажи налог должен быть уплачен по всей сумме независимо от того, выполняет ли покупатель свои обязательства. Такая система создает серьезные риски для банка»,— поясняет эксперт Международного финансового центра Гайдар Гасанов. Попытки переписать закон уже предпринимались, последняя — весной 2017 года, но поддержки она не нашла. Перспективы же, что она вообще когда-то появится, крайне туманны.
В декабре 2015 года в Сбербанке собрались банкиры, представители Минфина и ЦБ, которые решали, следует ли как-то помогать исламскому банкингу. Представители правительства Татарстана и Малайзийско-российского консорциума представили свой доклад, из которого следовало: придется переписывать законы. Уже тогда регуляторы не обнадежили рынок, решив повременить с поправками. Впрочем, три года спустя последние и вовсе сменили статус преждевременных на статус ненужных. ЦБ не пошел на уступки даже Сбербанку, который предлагает создать регулятивную песочницу. «В ней апробируются проекты, регулирование которых неизвестно,— отметили в пресс-службе ЦБ.— Деятельность, которая предлагается в рамках партнерского банкинга, в принципе известна и может осуществляться в рамках действующего российского законодательства».
Без политической воли и конкретного поручения проработать вопрос на уровне правительства, как это было в центральноазиатских странах, в этой сфере вряд ли что-то изменится, считает президент Фонда развития исламского бизнеса и финансов Линар Якупов. Но воли пока нет. В Минфине вопросы на эту тему адресуют в Банк России, который пока не распускает профильную рабочую группу.
В такой ситуации рынку сгодились бы и частичные реформы обычного банкинга, актуальные и для партнерского. «Сейчас проведение сделок с драгметаллами без их фактического изъятия из хранилища не должно облагаться НДС, однако на практике остаются риски, которые вынуждают участников рынка структурировать сделки через зарубежные хранилища, например, в Лондоне и Дубае,— рассказывает партнер EY Алексей Кузнецов.— Решение этой проблемы станет большим подспорьем для развития рынка, а также сильно упростит структурирование сделок исламских финансов».
За и против
Перспективы исламских финансов сегодня оцениваются экспертами не только в рамках внутренней экономики, но и в качестве альтернативы ограниченному санкциями западному финансированию. Но собеседники «Денег» пессимистичны: о замещении вряд ли можно говорить, максимум — о диверсификации круга инвесторов. «Доля исламского банкинга в мировой финансовой системе составляет около 1%,— отмечает главный аналитик Промсвязьбанка Дмитрий Монастыршин.— При этом более 80% исламского банкинга в мире сконцентрировано в Саудовской Аравии, Бахрейне, Малайзии, Кувейте, ОАЭ, с которыми у российских компаний относительно небольшие объемы — около 1% от всего объема — экспортно-импортных операций».
Притоку иностранных исламских инвестиций препятствует все та же правовая неопределенность. «Когда мы говорим об исламских инвестициях в Россию из стран Залива, а также Малайзии, Ирана, встает вопрос, как организовать сделки, по какому праву и в какой форме,— рассуждает партнер КПМГ в России и СНГ Михаил Клементьев.— На входе должны быть исламские финансовые инструменты, а на выходе они через промежуточные звенья преобразуются в конвенциональные (традиционные) инструменты инвестирования, что может удорожать сделку, усложнять ее структуру, делая ее менее привлекательной для обеих сторон». «С привлечением инвестиций от суверенных фондов мусульманских стран хорошо справляется Российский фонд прямых инвестиций, а вот привлекать средства в исламских банках можно было бы через российские банки-агенты, но пока у них нет необходимого для этого инструментария»,— согласен Линар Якупов.
Сбербанк сейчас ведет переговоры с Исламской корпорацией развития о привлечении линии финансирования для развития среднего и малого бизнеса. По словам Бехнама Гурбан-Заде, в последнее время увеличился интерес к технологиям и проектам российского финтеха. «Взамен инвестиций иностранные инвесторы готовы делить риски, а также приобретать продукцию российского производства»,— делится банкир.
ВЭБ также занимается поиском инвесторов среди партнеров в странах ОИС как в рамках традиционного, так и исламского финансирования и рассматривает в качестве ключевого партнера на этом направлении Исламский банк развития (один из лидеров этого рынка). В мае 2016 года подписан меморандум, заявили «Деньгам» в пресс-службе госкомпании. Там отметили, что цель ВЭБа — развивать совместные проекты в сфере инфраструктуры, несырьевого экспорта, экономики городов. Эти планы выглядят логично: в ближайшие два года исламские инвесторы, согласно обзору компании InfraONE, только на инфраструктуру могут потратить $90–180 млрд.
В то же время российский крупный бизнес не рассматривает исламский банкинг как способ привлечения инвестиций. «Психологически и законодательно мы к этому пока не готовы, традиционные формы кредитования остаются в приоритете»,— говорит исполнительный вице-президент РСПП Александр Мурычев.
Сами инвесторы в Россию тоже не торопятся. По словам первого вице-президента «Опоры России» Павла Сигала, главным требованием обращавшихся к нему инвесторов из арабских стран было отделение их денег от остальных. «Частично проблему решает использование субсчета, но это устраивает не всех»,— отмечает он. В марте 2015 года газета «Коммерсантъ» сообщила о переговорах исламских банков Al Baraka и Al Shamal с местными игроками. Однако с тех пор российский банковский рынок сильно изменился. А на данный момент широко известен лишь один реализованный проект — созданный в Чечне по поручению наследного принца Абу-Даби Фонд имени шейха Зайеда.
Впрочем, проблему надо искать не столько в законах, сколько в инвестклимате, считают аналитики. «В этом смысле данные инвестиции не отличаются от любых других,— уверен Александр Бахтин.— Доступ к ним сейчас в принципе ограничен, и если бы их можно было заместить исламскими, а проблема заключалась только в законах, их бы уже давно исправили».
Алексанрдр Сергеев, «КоммерсантЪ»
